Читать онлайн "Мужем битая" - 4 Марта 2014

Тем более, так сложилась жизнь, что я испытала и сильные материальные проблемы и неожиданно стала миллионершей: были и пожары, и становление крестьянкой. Был долгий путь к вере в Бога и пятикратная радость материнства, и, наконец-то, я испытала, что такое быть бабушкой. Я испробовала себя в разных ипостасях и хотела бы поделиться с вами своими впечатлениями о прожитых годах.

Я люблю то место, в котором мы сейчас живем. У нас красивый деревянный дом с большой русской печью, в которой мы печем хлеб. Господь послал нам лошадей, скотину. Кругом березки, рядом речка, в которой бобры строят плотину, у нас большое хозяйство, и это дает возможность кормить детей здоровой и натуральной пищей, есть чем их занять, и это меня радует. Вот жеребенок недавно родился, вот средний сын Сергий притащил целое ведро яиц от своих кур.

Я люблю украшать дом. Могу купить какую-нибудь салфеточку и двадцать минут подбирать ей подобающее место, и мне это будет доставлять удовольствие. Я очень рада, что родилась женщиной. Это Герман может переживать, что ему что-то не удалось, что-то он сделал неправильно, где-то совершил ошибку, чего-то не достиг, мог сделать больше. А я — купила красивую салфеточку, воткнула цветочек красивый в грядку — и уже на целый день хорошее настроение. Я такой человек, который не привыкает к месту. Если мне завтра муж скажет: «Мы переезжаем в другое место», я точно так же там обустроюсь, создам там уют и точно так же полюблю это новое место. Там, где мой муж и дети, — там мне и хорошо, особенно если есть горячая вода. Это не слова, а проверено временем: за нашу совместную жизнь я с детьми переезжала 32 раза.

За несколько дней до встречи с Германом я сдавала госэкзамен в Полиграфическом институте и долго что-то рассказывала преподавателю. Он сидел напротив за столом и внимательно на меня смотрел, пока я что-то ему с умным видом вещала. Когда я наконец-то закончила, он улыбнулся и сказал: «Леночка, вы будете женой большого начальника, а специалистом — никогда». Через два дня я встретила Германа Стерлигова и вышла за него замуж.

Герман был с Ордынки, я — с Таганки. Я родом из разорившейся интеллигентной московской семьи. Он сын профессора медицины. Его папа — Лев Александрович, очень талантливый, опытный детский врач. Родом он из Сергиева-Посада, из многодетной семьи, где был самым младшим и долгожданным, так как до него были все дочери. Всего в своей жизни он добился сам. Его отец был репрессирован в 39-м году по доносу, что он происходит из дворянской семьи. Так что мама воспитывала их, четверых детей, одна. Лев Александрович за годы своей работы объездил почти всю страну, потому что, если где-то вспыхивала эпидемия, его всегда включали в выездную комиссию в регион, где случалось очередное ЧП. Был он и в Чернобыле, сразу после аварии на АС осматривал ребятишек, получивших сильную дозу радиации. Он считался лучшим диагностом нашей страны. Если возникали спорные вопросы или его коллеги не могли с точностью поставить диагноз, всегда обращались к нему за консультацией. Его несколько раз, еще при Советском Союзе, приглашали на работу в кремлевскую больницу, но он отказывался, так как знал свой характер, знал, что не сможет подстраиваться и делать вещи, с которыми не согласен.

А моя мама вначале работала преподавателем русского и литературы, в Шанхайском университете, куда попала с мужем, передававшем опыт судостроения в советские времена дружественной нам Китайской Народной Республике. А вернувшись через три года обратно в Москву, поступила на должность начальника по кадрам в НИИ, работающего на космическую отрасль. Там она подружилась с Галей Хрущевой, невесткой бывшего главы государства, с которой они общаются до сих пор. Так что мы с Хрущевыми дружили семьями, и я часто общалась с Никиткой Хрущевым-младшим, он был ровесником моего брата Николая, старшего меня на три года. Никита умер несколько лет назад — он болел с детства. Помню, он увлекался жучками. У Хрущевых вся стенка была в засушенных разнообразных насекомых: от самого маленького жучка до громадного. Была у него в коллекции и редкая бабочка «Мертвая голова» с рисунком на груди, очень похожим на человеческий череп. Ему ее из Африки привезли. Он так и стал потом биологом. В первый раз, когда мама взяла меня с собой в гости к Хрущевым, меня поразило обилие шкур в разных комнатах, а квартира была очень большой, так что можно было заблудиться в многочисленных кабинетах, спальнях и т. п. помещениях и соединяющих их коридорах. Шкуры разных животных: медведя, волка, льва и многих других представителей фауны — были выделаны вместе с головой. Торчащие клыки и застывший, стеклянный взгляд искусственных глаз, как будто устремленных на тебя, нагоняли на меня ужас. Почему-то врезалось в память рождение у Хрущевых второго сына, Сергея. Если первый был назван в честь знаменитого деда, то второго назвали в честь отца. Галя по-хорошему завидовала маме, что у нее есть дочка, так как тоже очень хотела иметь девочку, она даже думала, если родится дочка, назвать ее Аленкой. Но родился сын. И вот мы с мамой отправились поздравлять новоиспеченную маму с новорожденным. Для малыша была выделена очень большая комната, по внешнему виду и стерильности которая царила в этой детской напоминавшая чем-то больничную палату. Комната была выдержана в серо-белых тонах. Из мебели там была детская кроватка, пеленальный столик и шкаф с детскими вещами. Эта мебель по сравнению с большим метражом помещения производила впечатление каких-то точечных штрихов, а не привычной обстановки детской комнаты. Поэтому, наверное, у меня и запечатлелось в памяти это событие благодаря непривычному антуражу, трепетности, с которой совершались все движения по отношению к новорожденному, и счастливому лицу Галины Хрущевой.

Мы с Германом познакомились, когда он уже зарабатывал весьма приличные для его возраста и для того времени деньги. Ему было на тот момент двадцать три года, он уже успел отслужить в армии, где проходил службу в железнодорожных войсках в Монголии, отработал токарем год на заводе, отучился полтора года в Московском государственном университете, на юридическом факультете. Но бросил его из-за конфликта с преподавателем истории, коммунистом со стажем. Герман заявил ему на одном из семинаров, что считает коммунистический режим самым кровавым в истории человечества. На что преподаватель поставил условие: либо Стерлигов остается в стенах вуза, либо он. Герман ушел из университета и занялся зарабатыванием денег, что у него очень даже хорошо получалось. Его предпринимательская деятельность и стала первопричиной нашего знакомства. Моя мама сдавала квартиру, а Герман как раз искал что-нибудь под офис. В тот день, когда мы встретились, я получила диплом и у меня начались каникулы до начала осени, когда должна была наступить моя новая, уже рабочая жизнь. Был жаркий июльский день, мы с братом ушли в Строгино купаться на Москва-реке, а Герман как раз в этот момент пришел к нам домой смотреть, что у нас сдается. Когда я вернулась с пляжа, увидела Германа, договаривавшегося об условиях аренды квартиры с моей мамой на нашей кухне, поздоровалась и, выйдя в другую комнату, услышала через неприкрытую дверь, как он спросил маму: «Вы не возражаете, если я возьму Вашу дочь замуж?» Мама восприняла это как шутку, сказала: «Конечно, берите». В этот же день Герман сделал мне предложение, пригласив, опять же с разрешения мамы, на свидание. Он сказал: «Выходи за меня замуж, я буду миллионером». Такое признание меня очень удивило. Все в то время хотели быть инженерами, врачами, а профессия миллионера была тогда не очень популярна, точнее сказать, малоизвестна. Ведь это были еще советские годы, миллионеров тогда в стране еще никаких не было, про них тогда знали разве что из книги Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Мы вообще воспитывались по-другому. А как же любовь? Я очень удивилась и сказала ему прямо: «Я же тебя не люблю». А Герман отвечает: «Это неважно, полюбишь. Главное, что я тебя люблю». Потом сказал: «Я с твоей мамой уже знаком, теперь поехали знакомиться с моей». Мы поехали на Ордынку, где я познакомилась с его мамой, Маргаритой Арсеньевной.

Глава 2

Чудо

Нашу встречу с Германом я всегда считала настоящим чудом. Посудите сами. Жила-была в Советском Союзе самая бедная девушка в самом прямом смысле этого слова. Дело в том, что моя мама, оставшись после смерти мужа одна с двумя детьми, очень растерялась. Привыкшая жить на широкую ногу благодаря высокому положению отца, она не смогла сразу перестроиться, решив построить дачу на выделенном ей с работы участке, не рассчитала средств и влезла в долги. Деньги она брала под проценты, и если вдруг в срок отдачи долга денег достаточно не было, она соответственно продлевала дату, удвоив процент. При таком подходе долг рос как снежный ком. В конечном итоге окончательно запуталась: ко времени, когда я уже училась в институте, долг составлял несколько десятков тысяч рублей, астрономическую по тем временам сумму. Если учесть, что очень хорошей зарплатой в те годы считался оклад в 120 рублей, то понятно, что работай мы с братом хоть круглосуточно, отдать долг все равно не смогли бы. Помню такой момент: сидим мы с моей подругой на лавочке в Полиграфическом институте, в котором я училась, и она мне со слезами на глазах рассказывает, что ей родители не дали денег на новые сапоги. На что я ей говорю: «Слушай, у моей мамы долг в десятки тысяч, и ее кредиторы каждый день грозят, что позвонят мне в институт». А тогда такой звонок был равносилен сразу исключению из комсомола и из института автоматически. А из туфель я сразу переходила в зимние сапоги, про осенние, о которых плакала подруга, я даже не смела мечтать. Она вдруг сразу, перестав рыдать, недоуменно говорит: «А как же у тебя всегда хорошее настроение, я думала, что у тебя нет никаких проблем». Но у меня всегда, и правда, было хорошее настроение, несмотря на то, что ситуация в нашей семье была очень даже критической. Все, что можно было продать, было продано: драгоценности, которыми в былые времена баловал маму муж, библиотека, ковры, все безделушки, привезенные когда-то мамой из загранкомандировки в Китай. Даже нашу трехкомнатную квартиру на Таганке мы обменяли, соответственно с доплатой, на квартиру в отдаленном Строгино. Ну это были, как говорится, «капли в море», долги все равно не уменьшались, а росли, благодаря все время неразумно и непомерно большим обещанным в расписке процентам. Усугублял ситуацию еще и ломбард, к помощи которого по незнанию, какая это западня, прибегла мама. Ситуация в нашей семье была насколько трагичной и, по сути, безысходной, настолько изобиловала и комическими сюжетами. Как говорится, «все было бы очень смешно, если бы не было так грустно». Был такой случай: звонит в дверь очередной кредитор, у которого сегодня по расписке срок получения долга. А денег, как водится, у нас нет, чтобы как то оттянуть время, лучше просто не встретиться лично с процентщиком. С этой целью принимается решение сказать, что мамы нет дома, а ее на время спрятать на балконе. Что и делается, а надо сказать, что на дворе стоит холодная, поздняя осень, а мама, думая, что, услышав, что ее нет дома, человек быстро уйдет, выскакивает на балкон налегке. Но пришедший человек оказывается настырным и решает дождаться маму у нас дома. Проходит минут двадцать, и мы с братом понимаем, что мама реально скоро окоченеет. Я начинаю отвлекать незваного гостя, а мой брат Коля тихонько выбрасывает через кухонное окно маме на балкон плед.

Гость, просидев у нас часа два, все же ушел, сказав, что придет завтра, но у нас был выигран хоть день, чтобы что-нибудь придумать, как найти деньги. Когда наступала зима и все переодевались в соответствующее погоде зимнее пальто или шубу, я продолжала ходить в осеннем. От автобусной остановки до здания института было порядочно, а я вообще жуткая мерзлячка, и пока я добиралась до дверей нужного мне здания, у меня уже «зуб на зуб» не попадал. Когда подруги спрашивали, почему я не переодеваю пальто по сезону, я отвечала, что мне жарко в зимнем, я с детства закаляюсь. Никто никогда не догадывался, что у меня есть материальные проблемы. Просто у меня такой характер, что страдать я могу только первые десять минут, когда узнаю плохое известие, а затем начинаю искать выход из сложившейся ситуации. Я всегда настраиваюсь на положительный результат исходя из того, что по-другому быть просто не может. Так и тогда я поддерживала свою маму и брата, периодически впадавших в отчаяние, убеждая, что скоро у нас обязательно все наладится. Я понимала, что помочь нам может только чудо, хотя не понимала, какое именно. И это чудо случилось. На своей кухне самая бедная девушка (у которой не просто ничего не было, а было минус несколько десятков тысяч рублей), помочь которой мог только миллионер, и молодой человек, уверенный, что он очень скоро станет миллионером, не только встретились, но еще будущий олигарх влюбился в нее с первого взгляда. Кто-то скажет, что так бывает только в кино, но я всегда считала, что сюжеты, которые преподносит нам реальная жизнь, круче любой фантазии писателя.

Если бы все это происходило сегодня, я, конечно, исходя из своего жизненного опыта, без раздумий дала бы согласие стать его женой. Но тогда, я, как и многие современные девушки из нашего советского прошлого, считала, что замуж выходить надо по любви, в сердце что-то там должно «йокнуть». Я понимала, что есть в Германе что-то необычное, но за мной ведь все время ухаживали высокие, красивые ребята, а здесь передо мной был человек небольшого роста, в очках, с усиками, весь какой-то странный, очень нестандартный. Свою дочь я уже учила, что надо исходить из того, что мужчина любит глазами, и, если женщина ему сразу не понравилась внешне, он вряд ли воспылает к ней страстью, разглядев ее кулинарные способности. Как любит говорить мой муж, «бывает ли любовь с первого взгляда? А разве другая любовь бывает?» А женщина устроена по-другому. Девчонки часто выходят за красивые плечи, за красивые глаза, за красивые мускулы и дешевые панты, а потом как дуры бегают за ним всю жизнь. Он начинает и пить, и гулять, и, кроме внешности, у него ничего не оказывается. И такая женщина всю жизнь несчастлива. Выбрав своего будущего мужа преимущественно по внешнем данным, по прошествии нескольких лет, вдруг думает, что любовь прошла, а на самом деле проходить было нечему, это был просто оптический обман. Поэтому дочке я советовала выходить за настоящего мужчину. Даже если тебе он не нравится внешне, но ты видишь, что он нормальный, умный, интересный человек, то ты будешь с ним счастлива и не сможешь не полюбить этого человека, потому что настоящий мужчина даст тебе столько внимания, что не ответить на это будет невозможно. Сначала рождается чувство благодарности, потом начинаешь понимать, что без этого человека уже не можешь, потом рождается чувство, которое и называется настоящей любовью. Ведь за что мужчину можно полюбить, пока он тебе еще ничего не сделал, пока ты его не узнала, пока не поняла, какой он в проявлениях внимания к тебе и к вашим будущим детям, а это можно понять уже только в семейной жизни. Если мужчина тебя сильно любит, умный, порядочный и добрый, можно смело выходить за него замуж: такой человек всю жизнь будет тебя добиваться, даже будучи в браке, и носить на руках. Но это понимание пришло позже, а тогда Герман заинтриговал меня своей необычностью, он был очень интересным в общении и сразу красиво ухаживал. Например, он приглашал меня в шикарный ресторан, а в те годы, чтобы попасть в такое заведение, нужно было отстоять полуторачасовую очередь, так он подходил к началу очереди и швейцару, пропускающему народ внутрь, и нагло заявлял: «Это со мной!», указывая на меня. И пока все соображали, что это значило, мы уже устраивались за столиком, договорившись с официантом. Но все же стереотип, сложившийся у меня в голове, каким я видела своего будущего мужа, отличался от внешности Германа, и хоть я понимала, что этот человек реально может мне помочь в моих материальных проблемах, замуж за него я решила не выходить. Так по глупости я могла пропустить самое главное, что произошло у меня в жизни, свое женское счастье. Но случилось неожиданное…

Глава 3

Вопреки всему

Есть такая пословица: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Я это испытала на себе. В тот день, когда я собралась сказать Герману, что нам не надо больше встречаться, так как я не выйду за него замуж и не хочу зря морочить ему голову, арестовывают одного из Гериных сотрудников, а на следующий день и его самого. Для меня это стало шоком. Я первый раз очень сильно переживала за другого человека. Все, что происходило в моей семье, казавшееся большим несчастьем, показалось мелкими неприятностями по сравнению с тем, что эти ребята могут потерять свободу. Не знаю почему: мы ведь были с ним знакомы какие-то считанные дни и каких-то особых чувств я не испытывала. Но мне вдруг так стало жалко Германа, я же видела, что это хорошие ребята, и мысль, что их могут посадить, вызывала у меня такое чувство сопереживания, что я первый раз тогда обратилась с просьбой к Богу. И почему-то во мне появилась уверенность, что его обязательно отпустят. Тогда, как и сейчас, наверное, в камере предварительного заключения можно было удерживать подозреваемого не более трех дней, если за это время не отпускают, то, скорее всего, уже будешь сидеть до суда. Уже когда до окончания последних суток оставались считанные часы, Германа выпустили. Он сразу позвонил мне, и мы в этот же вечер встретились. И уже я сделала ему предложение взять меня в жены. Сыграло чувство вечной женской сострадательности. Германа, хоть и выпустили, но дело пока не было закрыто, и чем все закончится, еще не было известно. Я сказала, что надо зарегистрироваться, а то я не смогу передачи приносить. Герман сначала стал говорить, что сейчас не время, что мало того что он остался без денег, еще всякое может быть, и его и впрямь могут посадить, и он не хочет портить мне жизнь. И вообще предложение должен делать мужчина, а не женщина. На что я ответила, что даю ему сутки, если завтра предложение руки и сердца не будет, то в другой раз я уже не соглашусь. На следующее утро Герман пришел ко мне с громадным букетом, и мы поехали в загс, где он договорился, и мы вместо трех месяцев, выделенным государством для раздумий и сомнений, поженились через три дня. Свадьбу мы решили не справлять: настроение было не особенно праздничным, так как уголовное дело еще продолжалась, и все было в подвешенном состоянии. Тем более ни его, ни меня не привлекала пышная свадьба с куклой на капоте. В ЗАГС мы пришли вчетвером: я с Германом и свидетели с моей и его стороны. Я почему-то купила себе для этого события зеленое платье с черным бантиком, оно было красивое, но мало походило на свадебное. Стоя в зале регистрации, слушая заученную поздравительную речь работника загса, я прислушивалась к себе, «йокает» сердце или нет. Ничего там внутри не происходило, сердце по-прежнему молчало. И тут вместо свадебного марша Мендельсона, музыканты заиграли «Созрели вишни в саду у дяди Вани…» Гера прыснул, а смех у него очень заразительный, и мы все вчетвером закатились смехом. Рассерженная сотрудница загса, которая как раз в этот момент важно зачитывала что-то умное про брак, со злостью захлопнула папку, из которой она черпала информацию и объявила, что мы теперь муж и жена и можем катиться отсюда, так как не умеем себя вести в приличном месте. С тем мы и выкатились. Сначала мы заехали к Гериным родителям на Ордынку, посидели полчаса за столом, они вручили нам подарок — чайный сервиз, затем мы заехали ко мне домой в Строгино и здесь посидели столько же времени. Оттуда я забрала свое приданое в виде одеял, подушек и тому подобного, причем все это было куплено на деньги Германа за день до свадьбы. А потом Герман отвез меня с моей подругой, которая была свидетельницей, на квартиру, которую он успел снять к нашему бракосочетанию, а сам уехал по делам. С квартирой нам надо сказать повезло. Снять квартиру в советское время было большой проблемой. А Герману не только это удалось, да еще всего за три дня, но он еще нашел квартиру совершенно новую, в которой никто до нас не жил. Молодые люди получили квартиру в новом доме, но решили пожить с родителями, а на квартире заработать, сдавая ее. Квартира была новая и соответственно совершенно пустая. Ко дню свадьбы Герман достал комод, именно достал, так как и мебель просто купить было тогда невозможно, на все нужно было записываться и стоять потом еще в бесконечной очереди. И купил два надувных матраса. Вот на этом комоде мы и распивали с подругой шампанское, отмечая торжественное событие. Через несколько дней Герман уже обставил эту квартиру полностью и даже каким-то образом умудрился провести в нашу квартиру телефон, в новом доме ни у кого еще телефоны не были проведены.

Через короткое время следствие по делу Германа развалилось, через год он и вправду стал миллионером, а мне становилось страшно при мысли, что он мог тогда пройти мимо моей кухни.

Глава 4

Каждый день по розе

Так началась наша совместная жизнь. И вот 23 года как мы вместе, уже бабушка с дедушкой. Герман на протяжении уже стольких лет продолжает окружать меня заботой и любовью. Это не значит, что все у нас было безоблачно. Были и бурные выяснения отношений и не менее страстные примирения. Удары кулаком по столу, так что стоящая на нем аджика разлеталась по потолку, и нежные признания: «Как я счастлив, что ты у меня есть». У меня характер не сахар, да и у Германа очень сложный и жесткий характер. Но он всегда все может загладить красивыми добрыми словами, подарками и сюрпризами, а я на многое смотрю сквозь пальцы, реагируя не на слова, а на поступки. Был такой случай. Как-то раз, когда Герман только уехал из дома по делам, зашла ко мне знакомая в гости и стала рассказывать, что утром поссорилась со своим мужем, он ей обидное слово сказал за какой-то ее промах. И она так обиделась, и сидит у меня, и горько плачет. А тут вдруг возвращается Герман. Я поставила ему в машину банку с молоком, ему надо было ее кому-то отвезти, а закрыла, видно, плохо крышкой, и молоко растеклось по машине. Мало того что и молоко не довез, так еще если где-то хоть капля молока останется, запах потом из машины ничем не выведешь. Вернулся Герман злой и выговорил мне все, что он в этот момент обо мне думал. Герман горячится на меня, а я себе спокойно чай готовлю. Герман дверью хлопнул и уехал. Сидит моя знакомая, глазами хлопает и говорит: «Ты такая спокойная и даже не расстроилась». А я говорю: «Чего расстраиваться, сейчас отойдет и позвонит, попросит прощенья». И точно, через пять минут звонит телефон: Герман с извинениями, что не сдержался. А начни я выяснять отношения и ругаться в ответ, был бы скандал, вылившийся в ненужную ссору и на несколько дней «обидок». Так что на такие всплески я никогда не реагировала. А если все же происходила какая-нибудь более серьезная ссора, то я сразу вспоминала, сколько мне хорошего сделал Герман, и от этих воспоминаний обида казалась просто мелочностью с моей стороны. Помню, когда у нас была годовщина свадьбы, Герман тогда еще не был миллионером. Раздается звонок в дверь, я открываю, а он там стоит с букетом из трехсот шестидесяти пяти роз — за каждый день по розе. Герина мама сожалела, что такие деньги потратил, лучше бы хоть сервиз подарил. А я ей говорила, что сервиз со временем разобьется, а такой поступок я запомню на всю жизнь. До сих пор стоят у меня перед глазами ведра с бледно-розовыми благоухающими цветами. Пришлось использовать ведра, так как такое количество больше никуда не помещалось, стольких ваз не было. Герман всегда много работал, мог не приезжать несколько дней, так как это требовали рабочие обстоятельства, но в то же время мог примчаться ночью только для того, чтобы подарить букет лилий и тут же уехать, чтобы я понимала, что он обо мне помнит, несмотря на всю свою занятость. Если у Германа и бывает приступ экономии, то только при покупке одежды для себя, если покупаются вещи для меня или детей, цена для него не имеет значения. Мне всегда завидовали жены Гериных знакомых, несмотря на то, что Герман никогда не будет сюсюкать типа: «Ух ты мой зайчик», как любят многие мужья, особенно при посторонних, и даже наоборот может показаться очень строгим, но в его движениях, взгляде проскальзывает столько непоказной нежности, что не заметить этого просто невозможно. У Германа желание что-то подарить вызывает не какая-то знаменательная дата, а просто желание порадовать, сделать приятное. Я никогда не переживала, никогда не контролировала, где он, что он, работает — и работает. Мне нравится, когда мужчина при деле. Для мужчины, конечно, тоже очень важна семья: это его тыл, его отдушина, где можно расслабиться, отвлечься от забот и неприятностей, что бывают по работе, но в отличие от женщин, мужчина не может быть счастлив только семейными отношениями, ему обязательно надо реализовать себя как личность через свое дело, почувствовать себя хозяином. Поэтому у меня никогда не возникало желание пороптать, что он так мало времени проводил дома в молодости.

Глава 5

Подруги

Он сразу сказал, что я не буду работать, чем вызвал неудовольствие родителей с обеих сторон: «А как же будущая пенсия», — сокрушались они. После института я была распределена в издательство «Известие», находящееся в центре Москвы, где даже был выделен маленький кабинетик, в котором мне предстояло решать рабочие вопросы. Перспектива работать в издательстве была заманчивой, но Герман был категорически против, и я уступила. А Герман даже на всякий случай выкинул мой диплом, чтобы не было соблазна. Даже будучи молодой, мне хватило ума понять, что при Гериной ревности (а он очень ревнивый) моя работа будет постоянным поводом для разжигания этого чувства, из чего могут рождаться только одни скандалы, да и род деятельности Германа был таков, что, занятая на любой работе жена, не вписывалась бы в бешеный ритм его жизни. То нам надо срочно куда-то переезжать, то мы и вовсе улетали в другую страну, то просто днем у него было свободное время, которое хотелось провести вместе. Да если честно, то и вставать ранним утром, чтобы идти на работу, тоже не вызывало восторг, для меня всегда было важно выспаться. Так что на моей карьере полиграфиста был поставлен жирный крест, и слова педагога, принимающего у меня госэкзамен, оказались пророческими. Потом Герман как-то так хитро и деликатно сделал, что из моей жизни исчезли все подруги. У Германа всегда была очень насыщенная жизнь. Такая разнообразная, что даже, когда я сидела дома, его настроение и заботы передавались мне, волновали, заинтересовывали. И всегда, когда стоял выбор: встретиться с подругой или провести время с мужем, я нисколько не колебалась, однозначно с мужем. А он, как только узнавал, что я намыливаюсь на встречу с подружкой, предлагал мне встречное заманчивое предложение — провести время с ним, от которого не было сил отказаться. К тому же он сдержал свое слово и вскоре, правда, стал миллионером, и поэтому приходилось нас с дочкой скрывать, мы постоянно переезжали. Поэтому подруги отпадали в любом случае. Теперь, глядя на многих своих знакомых, я вижу, сколько семей распалось благодаря «советам» лучших подружек. Ведь даже из хороших побуждений, вроде поддерживая и утешая подругу, которая жалуется ей на очередную ссору, произошедшую у нее с мужем, она тем самым подливает, как говорится, «масло в огонь». И вместо того, чтобы вспомнить что-то хорошее про суженого своей подруги и тем самым попытаться примирить их, она еще подкинет ей факты его недостойного поведения, на которые та не обратила внимания. Или как часто бывает, незамужние или женщины, у которых мужья подкаблучники, начинают подначивать своих подруг, которым с мужьями повезло: «Да что ты его слушаешь?», «Ты должна быть самостоятельной!», «На твоем месте я бы уделила больше времени карьере». И в таком роде несколько раз закинутые фразы в конечном итоге достигают своей цели, и в еще вчера благополучной семье начинается разлад. Как часто, придя домой, муж не может дождаться своей очереди, когда он сможет поговорить со своей ненаглядной супругой: та поглощена телефонным общением с подругой. И на намеки мужа, давай заканчивай, делает страшные глаза и, прикрыв трубку рукой, шипит: «Ты что! У нее там такое горе, я должна выслушать, неудобно обрывать разговор». И мне так жалко мужей, чей «номер второй», после задушевной приятельницы. В жизни моими самыми близкими подругами стали моя дочь Полина и Герина мама. Мы можем говорить обо всем, зная, что все высказанное останется только между нами, и искренне радоваться или печалиться друг за друга. У нас общие интересы, так как мы одна семья.

Глава 6

Наперегонки с Алисой

Когда я была еще только беременной Полинкой, Герман подарил мне щенка кавказской овчарки. Это было очень симпатичное пушистое существо. Герман знал, что я неравнодушна к собакам, и когда я в связи со своей беременностью находилась у его родителей на даче, дыша чистым воздухом, он приобрел на «птичьем рынке» бежевого лохматого щеночка. Когда я вернулась с оздоровительного места пребывания, то обнаружила сидящее под столом плюшевое чудо. Сначала оно меня забавляло, но по мере подрастания доставило массу хлопот. Ей все время хотелось играть и прыгать на меня. Так что мне приходилось оберегать свой живот, который в данный момент представлял собой домик для малыша. Поэтому я большую часть суток проводила с поводком в руках, чтобы контролировать действия щенка. Мы все никак не могли придумать, как ее назвать, а Герина мама вдруг предложила: «Назовите щенка Алисой». Так мы ее и назвали. Наша собака, которая стала логотипом первой в постсоветской России биржи и запомнилась своей забавной мордой, которую показывали как рекламу очень длительное время с экрана первого канала телевидения, меня совершенно не слушалась. Когда мы еще жили на квартире и я ходила с ней гулять на площадку, то никогда ее не подзывала, чтобы не позориться. Потому что другие «собачники» кричат своим собакам: «Ко мне!» — и те бегут, радостно выполняя команду своего хозяина. А я знала, что стоит мне позвать свою собаку, она не пойдет, так как понимает, что выполни она этот приказ, ее сразу возьмут за поводок и поведут домой, а так приятно находиться на улице, а не сидеть в квартире, в каком-то роде ставшей просто большой конурой. Поэтому я никогда эту команду не произносила. Я обходилась с ней хитростью: делая вид, что просто гуляю, тихонечко подкрадывалась к ней и хватала за поводок. А собака была громадная, весила килограммов за 60, а мой вес был сорок с небольшим. Так что мы были с ней в разных весовых категориях. Когда мы находились в одну из зим в очередной «эвакуации» в Комарово и я выходила с ней на прогулку, главное было не встретиться с другой собакой. Так как моя собаченция, завидев чужака, сразу пускалась его преследовать, не могу точно сказать с какой целью: то ли задрать, то ли познакомиться, выяснить это, к счастью, так и не удалось. Я, пытаясь ее удержать, мчалась за ней, держась за поводок из последних сил. Заканчивалось это тем, что, не выдержав, я падала на живот и в таком положении продолжала находиться до встречи с первым сугробом. Когда я со всего размаху врезалась в сугроб, она уже не могла меня сдвинуть. Под взгляды ошарашенных такой картинкой прохожих, которые и хотели бы мне помочь, но опасались собаки, я отряхивалась, делала вид, что ничего не произошло, и тащила ее домой. Может, после вышесказанного, заявление, что Алиса была очень умной собакой, вызовет у Вас улыбку. Но это действительно было так. Она являлась превосходным охранником, причем без всякой дрессировки с нашей стороны. Помню, только мы въехали в дом на Рублевку, как ранним утром к нам на участок зашли рабочие, которые у нас проводили электрику, они что-то забыли из своих инструментов на нашем участке и вернулись за ними, не ожидая, что мы уже въехали и тем более с собакой. Так вот, один успел вскочить на забор, а другого мы с трудом отбили от нашего лохматого охранника. Кавказцы, завидев чужого, сначала затаиваются, а потом неожиданно делают бросок в его сторону. Хватка у них очень крепкая. При этом Алиса была очень ласковой собакой по отношению ко всем домашним, и если ее с кем-то знакомили и говорили команду «свой», она этого, будь это человек или какое-нибудь животное, уже никогда не трогала, но для незнакомых это был страшный зверь. Зимой Алиса катала детей на санках. Мы привязывали к ней саночки, сажали туда маленькую Полинку, и она ее возила. А ее непослушание объяснялось характерной всем кавказским овчаркам чертой самостоятельно принимать решение: выполнять команду или нет, в зависимости от обстоятельств. Алиса прожила четырнадцать лет.

Глава 7

Дочка

Мне всегда очень хотелось носить серьги, а мама говорила, будешь носить только настоящие, а бижутерию не смей. На настоящие драгоценности денег естественно не было, так что оставалось только мечтать. И вот где-то уже на последнем месяце беременности Герман дарит мне брильянтовые сережки. Естественно мне хочется их сразу надеть, но уши у меня не были проколоты. На следующий день я отправилась в парикмахерскую делать дырки в ушах, не знаю, как сейчас, а тогда эта заветная мечта женщин осуществлялась там. Парикмахерша сообщила мне, что вроде беременным лучше не надо прокалывать, но я была непреклонна, так мне хотелось их надеть. Вернувшись домой, сверкая камешками в ушках, я ближе к ночи поняла, что у меня начались схватки, и оказалась в роддоме, где меня попросили сережки снять, и за то время, что я там находилось, а в советское время после родов вы должны были провести там семь дней, дырки в ушах благополучно заросли. Так что вернувшись домой, я прокалывала их уже на дому во второй раз, осуществила это подруга Гериной мамы, которая была по профессии стоматолог. Вот так долго я шла к мечте носить сережки. Но когда я пришла к вере, то, к сожалению, поняла, что мои подвиги по прокалыванию ушей были напрасны. Вообще вера имеет свойство прежде всего просветлять мозги и ставить все с головы на ноги. Ведь какой бред делать дырки в совершенно здоровых, красивых ушках. Это натуральное членовредительство сродни повадкам жителей диких негритянских племен, которые прокалывают себя, начиная от ушей до других разнообразных частей лица и тела, а также очень похоже на правило прокалывать ноздрю быку, чтобы в случае чего его можно было бы угомонить. Так что я сейчас ничего в мочки ушей не подвешиваю. Женщины во все времена хотели и любили себя украшать, на то они и женщины. Но раньше хватало ума подвешивать серьги или на головной убор или были серьги вроде клипс, для которых не требовалось себя калечить.

Когда родилась Полина, Герман привез в роддом целую машину цветов. Я выглянула в окно и увидела, как Герман вынимает и вынимает многочисленные букеты из салона машины. Цветы стояли на всех этажах, во всех палатах. Медсестры, которые расставляли мои цветы говорили: «Что же было бы, если б сын родился?» А ведь ему в начале сказали, что родился мальчик, и он, окрыленный, помчался домой, но через полчаса ему позвонили и сообщили, что ошиблись, у него дочка. Но он не смог прийти, чтобы встретить меня из больницы. Я думаю: «Ну, что-то случилось. Не может быть, чтобы он ко мне не приехал». Звоню в офис — мне говорят: «Он в командировке». «Нет, — подумала я, — что-то здесь не так». Не может быть, чтобы он меня не предупредил. А оказалось, что когда он уехал от меня из роддома, а был ноябрь и на дороге была сильная гололедица, а он ездит очень быстро, машина потеряла управление и врезалась в столб как раз со стороны водительского места, его спасло то, что он не был пристегнут. С тех пор он никогда не пристегивается в машине. Приехал брат, и когда увидел, уже можно сказать, бывший Герин автотранспорт, сразу спросил: «Где труп?» Потому что машина была всмятку. Герман получил сильное сотрясение мозга, поэтому и не смог меня встретить и попросил своего брата осыпать меня цветами вместо него, когда я буду выходить с ребенком из роддома. Но Герин брат — скромный товарищ, он подарил мне букет и сказал: «Передай, пожалуйста, Герману, что тебя осыпали цветами». Когда я вернулась домой с дочкой и все родственники разошлись, муж первым делом схватил утюг и погладил пеленку. Это была единственная вещь, которую он когда-либо сделал по дому. Я еще подумала тогда: «Точно сотрясение». Дело в том, что его родители, пока ждали меня из роддома, все рассказывали ему, как мне нужно будет помогать, когда я вернусь, как мне будет тяжело.

Я всегда говорю, что дочка — это мой подарок от Бога. Она всегда была моим другом. Сначала маленьким дружком, а затем уже рассудительной равноправной подругой. Дни, что мы провели врозь до ее замужества, можно перечесть по пальцам.

Я с ней ездила везде вместе, так как с третьего класса мы забрали ее из школы на домашнее образование, то мы с ней общались буквально 24 часа в сутки. Сейчас, когда дочь сама стала мамой, она меня спрашивает, как мне было не скучно постоянно ее слушать, все ее детские «глупости». Но я, правда, не делала вид, что мне интересно, это было действительно так. Мы постоянно разговаривали и обсуждали все, что у нас происходило. Она спрашивала, а я с удовольствием ей отвечала, как я отношусь к этому поступку или к какому-то высказыванию кого-то из гостей. Особенно мы любили вечера, когда, уложив малышню спать, рассуждали о ее будущем, вместе мечтали, она всегда придумывала разные жизненные ситуации, и мы вместе придумывали, как бы надо было в них поступить. Воспитывая дочь сама, не перекладывая эту роль ни на нянечек, ни на преподавателей в школе, я в итоге получила очень близкого себе человека, без каких-то проблем переходного возраста, переходить было просто не от чего, мы с ней взрослели вместе. Она мне тоже часто давала очень мудрые советы, несмотря на юный возраст. Я много ей рассказывала о том, как жила до ее появления на свет, как познакомилась с ее папой. И Полина мечтала, чтобы и в ее жизни произошла какая-нибудь необычная романтическая история. Мечты сбываются. У нее произошла очень похожая история, чем-то напоминающее наше с Германом прошлое. Приехал однажды к нам домой один товарищ к мужу по делам, а с ним был молодой человек, приехавший за компанию, Полина им накрыла чай и ушла. А через три дня этот юноша приехал к нам снова, но уже свататься, ведя под уздцы красивого, белого, в серых яблоках жеребца нам в подарок. Полина ему отказала теми же словами, как я когда-то Герману: «Я же тебя не люблю». «Полюбишь», — будто подсмотрев в наше с Германом прошлое произнес жених. Через год, взяв благословение у отца, Полина вышла за него замуж. Сейчас она ждет уже второго малыша и очень счастлива со своим супругом. А мы с удовольствием ездим на этом жеребце по кличке «Каштан». Он оприходовал всех наших кобылок, и у нас уже куча жеребят.

Глава 8

Переезды

…О нашем месте жительства порой никто не знал.

За первые три года мы с Германом сменили 23 места обитания. Это было и много разных съемных квартир в Москве, и таких же съемных домов в Подмосковье. Питер, Комарово и Репино, Америка и много других мест, где мне пришлось обосновываться за эти годы.

Например, жили мы на квартире в Москве, и приезжает к нам телекомпания CNN делать репортаж в домашних условиях. У подъезда образуется череда иномарок, что еще было редкостью в то время, свет софитов, снимать начинают еще в подъезде, куча любопытствующих соседей выглядывают из разных окон. После съемок Герман уже считал, что там нельзя оставаться, и вечером, после съемок, наша семья уезжала с этого места. Бывало, привезут меня с дочкой на новую съемную квартиру, я ее отдраю, наведу уют, а через неделю Герман говорит, что надо съезжать. И опять я начинаю обустраиваться на новом месте. Так что скучать мне не приходилось, как и обсуждать этот вопрос. Я понимала, что не могу судить о том, насколько эти переезды целесообразны, не обладая информацией, что происходит у Германа на работе, и во всем полагалась на него. А со съемками был такой забавный случай. Чтобы не засвечивать наш настоящий адрес и опять не переезжать, для очередного иностранного репортажа, в тот раз нас должен был снимать телеканал ФРГ, Герман решил провести съемку на квартире знакомых, выдав ее за нашу. Так как я совсем не была знакома с устройством чужой кухни и понятия не имела где что лежит, а мне надо было угощать тележурналистов чаем и все это на камеру, то мне пришлось проявить небывалую для меня находчивость, объясняя, почему я ищу то заварку, то чашки. Муж всегда волновался за нас, поэтому у меня с детьми почти всегда была охрана. Сам же он с охраной никогда не ходил. Когда Полине исполнилось десять месяцев, Герман отправил нас в Америку, это тоже было сделано в целях безопасности, сам он остался работать в Москве, правда, летал ко мне каждую неделю, сейчас я понимаю, как было тяжело так часто менять часовые пояса, но тогда мы над этим не задумывались, главное побыть вместе. Прилетал он чаще всего не более чем на один-два дня, но за это короткое время вся квартира заполнялась цветами. Многие посмеивались над Германом, говоря, что у него паранойя. Но он, наверное, один из немногих занимающихся большим бизнесом, кто не потерял в те лихие девяностые никого из близких, не погиб ни один его сотрудник.

После Америки была еще череда переездов, один был связан с предательством одного чечена, которого муж считал своим другом и которому очень доверял. Из пастуха, которым тот в прямом смысле был у себя на родине, Герман сделал его очень богатым человеком. Занимал он на бирже должность завхоза, и в его распоряжении был хозяйственный бюджет офиса, причем от него не требовали отчетности о расходах. Большое доверие, которое муж испытывал к этому человеку, стало пропорциональным разочарованию по мере неожиданности от его предательства. И стала хорошим уроком на всю жизнь: друзей-чеченов у него больше не было никогда. И хоть интуиция в отношении этого товарища его подвела, Германа очень выручила привычка всегда обращать внимание даже на незначительные мелочи, которые происходят в его рабочем коллективе, следуя принципу, что «дыма без огня не бывает». И на момент, когда этот чеченский товарищ весь рассыпался в заверениях любви и преданности, по незначительным поступкам с его стороны все же насторожился и на всякий случай вывез нас поздним вечером из дома, в котором мы тогда жили, к своим друзьям, создав снаружи антураж будто мы дома. Надо сказать, что в этот дом мы переехали совсем недавно. Вернувшись из Нью-Йорка, пожив некоторое время опять на съемной квартире, Герман приобрел дом в очень красивом месте Подмосковья. На участке было много яблонь, когда мы въехали в этот дом, стояла осень и плодовые деревья словно полыхали красным пламенем от изобилия на ветках темно-красных яблок. Только обустроившись и порадовавшись, что у меня наконец-то появилось свое жилье, буквально месяца через два после новоселья случается эта неприятная история. Наутро дом, из которого мы так срочно эвакуировались под мои вполне объяснимые причитания, был взорван. Пока Герман регулировал этот вопрос, нас с дочкой переправили в Питер, и это был как раз тот момент, когда даже родители не знали, где мы находимся, так как этот «друг» был очень приближен к нашей семье и знал адреса всех наших близких родственников. Так что на определенное время наше общение с родными было прекращено. Место, куда мы с дочкой вынужденно переехали, было очень красивое, все в высоченных елях, стиль домов больше напоминал финскую деревню, чем Питерскую область. Дом был большой и отапливался семью печками-голландками, и их все приходилось топить, так как переехали мы зимой, это был мой первый опыт жизни с печкой. Со мной в это временное прибежище отправились мой брат Николай со своей женой и их годовалым сыном и наша верная собака Алиса. Хотя это были месяцы разлуки и переживаний за мужа, я всегда потом с теплотой вспоминало это время, потому что именно в такие моменты проявляется сила чувств, и те короткие и редкие свидания были такими яркими, что компенсировали долгие дни разлуки и тревоги. Прожив там до начала весны, мы переехали в Репино, сняв домик на берегу Финского залива. Здесь тоже было красиво, мне очень нравилось ходить гулять с маленькой Полинкой на залив. На берегу было много больших валунов, и ей доставляло огромное удовольствие по ним лазить. Когда все наконец благополучно закончилось и предатель был обезврежен, мы вернулись обратно к Герману в Москву. И вскоре обустроились на Рублевке. Я была уверена, что переезды в моей жизни закончились. Часто в разговоре с родственниками у меня проскальзывала фраза: «У меня уже не тот возраст, чтобы переезжать, все, я уже отъездилась». Но, как говорится, «никогда не говори никогда». Прожив девять лет на Рублевке, я опять пустилась в путь, только семья состояла уже из семи человек, а впереди меня ожидало еще восемь переездов.